Название: Мир бумаг (цикл рассказов "Сделка")
Автор: Ensen
Фандом: ориджинал
Жанр: мистика
Тип: джен
Рейтинг: нет
Размер: мини
Статус: завершен
Размещение: с разрешения автора
Аннотация: документы имеют огромную силу, однако, не стоит недооценивать силу устных обещаний. Зачастую они имеют куда более серьезные последствия, чем документально заверенные.
Примечание от автора: Писалось вот на эту игру, как всегда с опозданием и в последний день. Что-то мне кажется, что получился какой-то щелкунчик... Я не специально, честно! Я просто перечитал сказок, Гофмана, а "Дерево" и вовсе было лишним.

Мир бумаг- Настоящий договор устанавливает условия передачи недвижимого имущества, а именно дома №4 по улице Кипарисовой, принадлежащего господину А.Бравербургу, в собственность мистера Т.Гришейма. Прошу стороны ознакомиться с договором и, если вы согласны со всеми указанными в договоре условиями, подписать, - лощенный нотауриус завершил свою речь и вынул из кожаной папки два экземпляра договора, послужившего причиной сего собрания.
Т.Гришейм, цветущий мужчина, едва достигший средних лет, принялся внимательнейшим образом вчитываться в договор, уже неоднократно правившийся и обсуждавшийся. Мужчина напротив, представлявший собой полную его противоположность, лишь мельком взглянул на ровные строчки и, отыскав нужное место, размашисто подписал.
- Мистер Бравербург? – нотариус недоуменно посмотрел на него, уязвленный столь явным пренебрежением к своему шедевру. – Неужели вы не собираетесь прочесть договор еще раз?!
- Нет, - устало ответил бледный человек. – Я предпочитаю устные договоренности бумажной волоките.
- Но как же так?! – пуще прежнего возмутился нотариус. – Неужели вы не понимаете, что в наше время нельзя верить на слово?! Лишь документально заверенные обязательства и свидетельства имеют законную силу!
- Не всегда, не всегда, - покачал головой мужчина. – Нити судьбы слишком хрупки, а будущее нигде не записано. Оно не терпит, когда его пытаются загнать на бумагу. Нити судьбы лопаются, и будущее отматывается назад, становясь прошлым. И никакие бумаги уже не имеют прежней цены – ведь они остались в прошлом, - Бравербург смотрел перед собой пустыми глазами и, казалось, произносил эту речь для самого себя.
- Я чужд философии, - ответил Гришейм, подписывая договор и возвращая его нотариусу. – Но верю в силу документов. А согласно им дом теперь принадлежит мне.
- Не надо быть философом, чтобы сознавать это, - ответил Бравербург, поднимаясь со своего места. – Все эти письменные договоры и обязательства – не более чем тщательно продуманное бумагомарательство. Устные же обещания – обещания самого сердца. И вот их-то и нужно выполнять в первую очередь… - он вдруг встряхнулся от своей рассеянности и заговорил уже энергичнее, - Что ж, мистер Гришейм… позвольте поздравить вас с приобретением, - Бравербург протянул руку.
- Благодарю. Это чудесный дом, - от улыбки усики Гришейма топорщились, придавая ему неимоверно довольный вид.
Он пожал руку Бравербурга, и тот задержал ее в своей.
- Мистер Гришейм, я могу попросить вас об одном небольшом одолжении?
- Конечно. Буду рад вам помочь, - ответил тот, пытаясь вежливо разомкнуть затягивавшееся рукопожатие.
- В доме осталась одна вещь… старая музыкальная шкатулка. Не могли бы вы оставить ее на прежнем месте? – Бравербург продолжал удерживать ладонь мужчины в своих неожиданно цепких пальцах.
- А разве вы не собираетесь ее забрать?
- Собираюсь… но не сейчас. Понимаете ли, эта вещица осталась мне на память от моей покойной жены. Она слишком хрупка, чтобы подвергать ее тяготам переезда. Не возражаете, если она пока останется у вас? Я заберу ее, как только обоснуюсь на новом месте.
- Хорошо-хорошо, - Гришейм уже отбросил вежливость и пытался выдернуть руку.
- И пожалуйста, не двигайте ее, пока я не заберу шкатулку сам. Обещаете? – Бравербург моляще смотрел в его лицо.
- Обещаю.
- Спасибо, - странный человек с облегчением отпустил руку Гришейма.

- Ух, ты! Какой красивый дом, папочка! – маленькая Элиза с восхищением рассматривала огромный особняк, запрокинув головку.
- Пошли внутрь, милая, - счастливый Гришейм подхватил дочку на руки и, улыбнувшись жене, поднялся по ступеням парадной. – Вот здесь у нас будет коридор, а это гостиная, - он привел своих дам в просторную залу, в которой из обстановки был пока только массивный камин.
- А не слишком ли он пышен, Томас? – с сомнением произнесла Луиза, с интересом и восхищением разглядывая изящную резьбу по мрамору. – Наверняка стоит просто огромного состояния. Мы же не можем позволить себе…
- Нет, дорогая, он достался мне почти задаром. Жена прежнего владельца умерла, и он пожелал продать этот дом, чтобы он не напоминал ему о ней.
- Бедняжка…
- Папочка, а что это? – Элиза, сидевшая на руках у отца, безуспешно пыталась дотянуться до небольшой шкатулки, стоявшей на каминной полке.
Она была потертая, будто от частого прикосновения рук. Краски на крышке выцвели, но все еще можно было разобрать ставший блекло-розовым узор. В боку шкатулки виднелась небольшая замочная скважина, куда вставлялся заводной ключик.
- Не трогай, детка. Это чужая шкатулка. Папочка обещал, что мы не будем трогать ее, пока дядя не заберет.
- Прелестная вещица, - Луиза коснулась крышки пальчиками, затянутыми в перчатку, но крышка не пожелала открываться.
- Наверное, она с каким-то секретом, - пожал плечами Гришейм. – Но видно, что вещица очень старая и очень ценная. Пусть стоит – нам она не помешает. А теперь пойдем-ка посмотрим, что у нас наверху.
Луиза улыбнулась, видя, что Гришейм просто светится. Когда Томас только получил предложение работать в Новом Орлеане, он так переживал из-за вынужденной разлуки с ней и Элизой. Но, к счастью, им удалось довольно быстро скопить нужную сумму, а теперь и нашелся такой замечательный дом.
Дом действительно был замечательным, большой и добротный, он оправдал все самые смелые чаянья, став не только уютным семейным гнездышком, но и подходящим местом для приема гостей из общества, в котором они теперь вращались. Целый месяц миссис Гришейм при бесценной помощи Элизы украшали и обустраивали свой новый дом, пока глава семьи трудился на ее благо.
И вот, наконец, была повешена последняя картина, пристроена последняя ваза – наступил долгожданный день переезда. Элиза с удовольствием водила отца по особняку, рассказывая, как здорово они с мамой все обустроили, пока Луиза накрывала праздничный стол.
Как хорошо было, наконец, иметь собственный дом, а не просто угол! Весело переговариваясь, разрезать ароматный мясной пирог и обсуждать новости, скопившиеся за день. А когда настанет ночь, разжечь большой камин и сидеть на диване, наблюдая пляску огненных языков.
Элиза засыпала, прижавшись к матери, убаюканная мерцанием огня и голосом Луизы. Гришейм сидел в кресле и курил трубку, с улыбкой поглядывая на них и тоже слушая сказку.
- И тогда откуда-то из-под потолка послышалась чудеснейшая мелодия из тех, что когда-либо слышала Лотти…
В этот миг раздался едва слышимый перезвон колокольчиков. Элиза распахнула глаза и увидела, что шкатулка на каминной полке раскрылась, наигрывая незнакомую усыпляющую мелодию. Но вместо красивой балерины в коробочке оказалась лишь грубоватая деревянная фигурка, будто мастер не успел закончить работу.
- Томас, что это?
- Наверное, завод не кончился, - Гришейм встал с кресла и разглядывал незаконченную балерину. – Пусть танцует, - пожал плечами он.
С этого дня шкатулка открывалась и играла каждый вечер, когда в доме не было никого, кроме Гришеймов. Маленькие колокольчики звенели, наполняя гостиную простой ненавязчивой мелодией, и каждый вечер мелодия была иной. Будто невидимый настройщик ежедневно вкладывал в нее новую и снова и снова заводил пружину.
Элиза могла подолгу тихо сидеть перед камином и слушать, не сводя глаз с кружащейся балерины, а потом мирно спала всю ночь без сновидений. Бывало, днем она подходила к матери и просила открыть шкатулку, чтобы «маленькая девочка в розовом платьице станцевала». Луиза говорила тогда, что шкатулку нельзя трогать – она чужая. И Элиза принималась плакать, пока, вздохнув, мать не пыталась ее осторожно открыть, но каждый раз ничего не выходило. Мистер Гришейм добродушно посмеивался над причудой дочки.
- С такой вещицей и никакая няня не нужна.
Однако гувернантку все-таки пришлось нанять: мистер Гришейм стал очень занят на работе, а миссис Гришейм все чаще приглашали в салон леди Ольги.
Однажды, когда няня уснула, Элиза подвинула стул и влезла на него, дотянувшись до каминной полки. Мама много раз говорила, что шкатулка чужая и трогать ее нельзя, но дядя все не приходил за ней. Поэтому же ничего, что Элиза немного посмотрит на балерину? Она же не будет трогать, а только посмотрит.
Наконец, Элиза дождалась: шкатулка открылась и появилась маленькая балерина. Девочка не могла не восхищаться тем, как красива танцовщица. Какие у нее чудесные светлые локоны! А глаза? Они будто настоящие! Жаль, что у нее нет ротика. Наверняка он просто очаровательно улыбается.
Вернувшихся с приема Гришеймов на пороге встретила обеспокоенная гувернантка.
- Что случилось, Рошель?
- Малышка… она упала со стула и ударилась.
- Боже! Как это случилось? – Луиза побежала вверх по лестнице, на ходу скидывая с плеч шубку.
- Мадам, я не знаю… - гувернантка чуть не плакала. – Похоже, она полезла за музыкальной шкатулкой.
- Врача вызывали? – Гришейм бежал следом, пытаясь стряхнуть зацепившуюся за ногу шубу.
- Да, он недавно ушел. Сказал, что все в порядке, просто несколько синяков и ссадин. И оставил рецепт на мази.
- В следующий раз будьте повнимательнее, Рошель, - с легким упреком улыбнулся Гришейм. – А теперь идите, на сегодня вы свободны.
Луиза ничего не сказала растерянной няне, она даже не взглянула на нее, опустившись на пол у кроватки Элизы. Девочка была бледна и неподвижна – будто восковая или даже деревянная фигурка. Гришейм подошел к жене и успокаивающе погладил по плечам.
Вдруг до них донесся перезвон колокольчиков. Он звучал яростно, как церковный набат, пронизывая, казалось, весь дом.
- Томас, выкини эту гадость, - произнесла Луиза.
- Ты о чем, дорогая?
- О шкатулке. Выброси эту дрянь, чтобы ни я, ни Элиза ее больше не видели.
- Луиза, но я же обещал мистеру Бравербургу, что шкатулка останется на месте, пока он ее не заберет.
- А я больше не желаю видеть это в своем доме, - женщина вскочила и бросилась вниз.
- Луиза! – Гришейм кинулся за ней.
Она успела первой. Балерина кружилась по своей сцене, радостно улыбаясь алыми губами. Колокольчики продолжали звенеть, но теперь это были куранты, отсчитывающие последние удары.
- Мерзость, - крикнула Луиза, наотмашь сметя шкатулку с каминной полки.
Шкатулка покатилась по полу, жалобно брякнув. Перезвон смолк.
- Милая, успокойся, успокойся, - Гришейм схватил жену в объятия, не давая ей растоптать ненавистную игрушку. – Тихо-тихо, - приговаривал он, целую дрожащую женщину в лоб и виски.
- Вы же обещали, Гришейм, - донесся голос. – Что же вы наделали? – в дверях стоял Бравербург. Его бесцветные глаза яростно пылали.
- Вы обещали забрать, но так и не приехали, - сказала Луиза, стирая злые слезы тыльной стороной руки. – А из-за вашего хлама моя девочка пострадала! – она сделала попытку вырваться из рук мужа.
- Все было бы в порядке, если бы вы не нарушили своего обещания, - с какой-то горечью произнес Бравербург, будто не слыша ее, и подобрал свою шкатулку, нежно поглаживая ее, как раненного щенка.
- Дорогая, иди наверх, я сейчас все улажу, - мягко сказал ей Гришейм и, дождавшись, когда жена скроется из виду, заговорил снова. - А докажите! – его речь вдруг сделалась жесткой, казалось, ярость жены теперь вселилась в него. – У вас есть какое-нибудь письменное доказательство тому? Или свидетельство? Нет. Так что забирайте свою вещь, и уходите из нашего дома.
- Я не даю письменных обещаний. И письменные свидетельства тоже не нужны. Их можно сфабриковать. Лишь устные обещания, идущие от сердца…
- Имеют ценность, - закончил за него Гришейм. – Да-да, знаю уже. Но это мир бумаг. Так что уходите, или я вызову полицию.
- Что ж… прощайте, - Бравербург насмешливо приподнял шляпу и вышел в ночь.
Гришейм, напряженно дрожа, смотрел на закрывшуюся за ним дверь. Странный человек. Не верит документам, но легко полагается на устное слово. Наверное, не место таким в этом мире – без бумаги так легко обмануть.
Сверху вдруг донесся истеричный визг. Или даже вой. Гришейм бросился к жене. Луиза вжалась в угол детской и, не переставая визжать, пустым взглядом смотрела на бледную фигурку в кроватке. Там лежала изящная кукла. Ярко-голубые фарфоровые глаза смотрели прямо на женщину, а приоткрытые губы, казалось, шептали «мама».

- Ничего, дорогая, ничего, - Бравербург трясся в экипаже по неровной дороге, ласково поглаживая бока старой деревянной шкатулки. – Мы еще найдем способ вернуть тебе человеческий облик. Наверняка в этом мире еще есть люди, которые умеют держать обещания.