[ensen]

Название: Дорога из желтого кирпича
Автор: Ensen
Фандом: ориджинал
Жанр: реал (как ни странно), и снова - романс
Тип: гет
Рейтинг: нет
Размер: мини
Статус: завершен
Размещение: с разрешения автора или того, для кого это собственно предназначается
Аннотация: влюбившись в девушку из своей школы "заочно", он так ее и не нашел. Но однажда она вернулась... учительницей истории.
Примечание: писал я это непозволительно долго, но что уж вышло. Для тебя, Темный.

Дорога из желтого кирпича

Дорога из желтого кирпича
Димка окончательно понял, что влюбился. Влюбился бесповоротно и навечно.
Но понял он это, не когда в очередной раз покраснел, попросив у соседки как всегда забытый учебник. И не когда дернул ее за косичку из-за того, что она разговаривала с Петькой из параллельного класса, с которым он не раз «забивал стрелку». Нет, Димка понял это, когда обнаружил, что проверяет наличие новых сообщений в блоге раз по десять за час. И ведь знал, что больше одной-двух записей в неделю не бывает, – а все равно проверял.
Какой-такой блог?
Обычный такой – с веселыми бордюрчиками в златосердные ромашки и желтым основным полем, на котором проступали темно-коричневые буквы.
Обычный такой блог: стишки, заметки, статейки, рассказики, сочинения, рефераты, НПК – ну, в общем, все то, что так нравится учителям, которые очень не прочь похвастаться своими «звездочками». Верный, кстати, признак, что тебя признали такой «звездочкой», - это когда кто-нибудь учитель ненавязчиво интересуется «А может, вывесим твои работы на сайте школы?»
С этих слов обычно и начинается стремительный взлет очередного доморощенного гения. Тем же, кто гением не был, как Димка, оставалось лишь слепо поклоняться местной элите, либо, почитывая их писанинку, громко смеяться над какой-нибудь глупостью вроде «березовых слез по весне» и оставлять едкие комментарии.
Собственно последним они и развлекались, когда им попалось небольшое стихотвореньице, окруженное противными розовыми сердечками в совершенно дурацкой, обновляемой с поистине маниакальным упорством, школьной газетенке в специальном выпуске к розово-сердечному празднику, который заражал девчонок вирусом пищания.
Димка уже не помнил, что они там накоммертировали. Он все это удалил, как только ушли друзья, но само стихотворение, как и многие другие с этого блога, он теперь знал наизусть. Что его тогда зацепило в тех безыскусных и несколько приторных словах?

Валентинка

Звезды с неба осыпались,
Как слезинки после дождя.
Мне это привиделось,
Или ты взглянул на меня?

У тебя в глазах искорки.
Страсть это или просто смех?
На столе – сердца-листики…
И одно особенней всех!

Сдержанный тон и твой почерк…
Три строчки – и все о любви…
Сердца согрелся кусочек,
Хмель счастья блуждает в крови!

М.Оврацкая

Последняя строчка – какого-то призывно-вишневого цвета, - и привела его на дорожку из желтого кирпича, затерявшуюся в ромашковом поле.
И вот однажды Димка понял, что влюбился.
Сначала Дунаев прятался по закоулкам от этого «девчачьего бреда» и усиленно дергал за косички русоволосую Аньку. Но однажды его друг Пашка настоятельно попросил больше этого не делать и пошел с Анькой в кино. С тех пор Пашка краснел и отфыркивался, услышал извечное «тили-тили», но особо не возражал. А потом пацаны стали уважать Пашку потому, что у него теперь была подружка.
И тогда Димка решился – он должен был встретить Марину Оврацкую. Но сначала на нее надо было посмотреть хотя бы издали – вдруг это та страшная прыщавая девчонка из 317? Но…
Маришку никто не знал.
Ни на их параллели, ни на параллели младше такой девчонки не было. Димка даже все классные журналы перелистал – никого. Зато была куча совершенно посторонних Маринок.
Так димкина любовь и завяла бы, превратившись в скукоженную ромашку, если бы не блог, который все так же потихоньку пополнялся.
Но однажды прекратилось и это. Димка ждал, ждал… а новых записей не было.

* * *

- Тамарка заболела! – Пашка ворвался в класс с радостными воплями, которые было слышно еще из коридора. – Истории не будет!
- Ну, во-первых, не Тамарка, а Тамара Степановна, - наставительно сказала Аня. Пашка теперь встречался с Ленкой, но она не упускала случая его повоспитывать. – А во-вторых, у нас будет практикантка.
- Да ну?! Тебе-то откуда знать? – тут же взвился Пашка.
- Я в учительской слышала, - солидно сказала Анна и гордо отвернулась.
Выслушав их довольно вялую перебранку – за одиннадцать лет учебы это уже порядком приелось, - Димка сунул под голову сумку и, как ни в чем не бывало, задремал. Он не пошевелился, когда скрипнула дверь и вошла завуч, хотя прекрасно слышал и заезженные наставления по поведению, и замечание, адресованное лично ему. Даже подскочил и выпрямился он не потому, что Пашка ткнул его в бок.
Нет, причиной этому все-таки стали слова завуча.
- …а заменит ее Марина Викторовна Оврацкая.
Тут Димка выстрелил, как свернувшаяся пружина. В кабинет вошла темноволосая уже совсем взрослая девушка. Она улыбалась и что-то говорила, но для Димки ее слова сливались, растворяясь в звуке голоса. Он внимательно, даже жадно, вглядывался в нее, пытаясь понять, а его ли это Маришка?
Позже Дунаев стал внимательно ловить ее слова, вслушиваясь в построение фраз и звучание, стараясь уловить знакомые, родные… только тщетно. Порою ему казалось, что он узнал, поймал, понял… но это ощущение быстро пропадало, и Димка был готов выть от бессилия.
Но чем больше проходило времени, тем больше он понимал, что на самом деле ему уже и не важно, была ли Марина Викторовна той самой Маринкой. Если это была она, то он был бы счастлив. Если нет… Марина Викторовна так и осталась бы Мариной Викторовной, веселой, красивой и единственной.
Нельзя было сказать, что Димка любил историю, но этот голос был готов слушать вечно, хотя немного терялся, когда звучала фамилия «Дунаев».
- Дунаев, что вам известно о церковной точке зрения на Деву Марию? – и Димка в который раз не знал ответа.
Анна с достоинством поднимала руку, Пашка вовсю желал ответить, но Марина Викторовна ждала, что скажет он. А у Димки в голове было пусто, только…
- Тебя воспевали веками
Да Винчи и Рубенс, Рублев.
Цветов увенчали венками
И тайны одели покров.

Когда-то тебя изгоняли,
Нигде не давая приют… - Димка немного сбился, заметив, как вздрогнула и побледнела Марина Викторовна. Он видел, как она открывает рот, чтобы прервать его, но Дунаев продолжал:
- Не знали глупцы, не гадали,
Что тебя святою почтут.

Твой жребий высок и почетен –
Спасителя матерью стать.
И пусть! Ты хотела бы очень
Его на простой променять! – торжественно закончил он, озорно сверкнув глазами из-под челки.
- Спасибо за ваши… гм… литературные познания, - каким-то деревянным голосом прервала затягивавшееся молчание Марина Викторовна. – И я хотела бы, чтобы вы задержались после урока.
Под градом удивленных взглядов, Димка сел на место, как ни странно, полный удовлетворения. Он все не мог дождаться, когда настанет обещанное «после». Урок превращался в пытку: Марина Викторовна сильно сбивалась, класс шумел, Дунаев ерзал на своем месте, в конце концов, Марина Викторовна дала письменное задание. Правда, вместо задания Димка рисовал в тетради… ромашки, или что-то на них отдаленно похожее, и кирпичную дорогу.
Наконец, прозвенел долгожданный звонок. Сложив вещи, Дунаев сидел на своем месте, ожидая, когда все уйдут. Он развалился на стуле, ощущая себя хозяином положения: Димка уже решил, что Маришка от него никуда не денется.
Дверь захлопнулась за последним учеником и несколько натянутая улыбка тут же слетела с лица Марины Викторовны. Она почти упала на свой стул, и какое-то время они молча друг друга разглядывали. Димка даже немного смутился собственной наглости, не зная, что сказать.
- Откуда ты взял этот стих? – сглотнув ком в горле, все-таки спросила она.
- Из блога. Из вашего блога, - Дунаев подался вперед и облокотился о парту.
- И зачем это представление?
- Не знал, что ответить… и хотел убедиться, что это действительно ваш.
- Убедился? Теперь свободен, - вдруг резко сказала она, пряча лицо в ладонях.
Поняв, что разговор окончился, не успев начаться, Димка несколько разочаровано встал и направился к двери. Но на пороге он остановился.
- Жаль, что вы в нем больше не пишете. Мне так нравились ваши стихи и рассказы.
Через пару дней Дунаев заметил, что Марина Викторовна перестала спрашивать его на уроках и будто избегала на переменах, зато внимательно следила за ним в классе, будто боялась, что он что-нибудь сболтнет.
Но Димка молчал. Нравилась ему эта игра в партизанов, правда, сам не понимал почему. Может потому, что знал, что она на него смотрит?
А она смотрела – и тоже молчала. Она молчала, когда он приходил в кабинет перед началом урока и наблюдал, как она готовится к занятию. Она молчала, ожидая, пока он чудовищно медленно не соберет свои вещи.
Димка неловко смел со стола карандаш, и, пока Дунаев ползал под партой, пытаясь его достать, в кабинет ворвался тайфун имени литераторши Валентины Кирилловны.
- Маришка, нужно срочно сделать учительскую газету. Рассчитываю на твои рассказы и стихи! – прямо с порога заявила училка. – И еще нужна статья про современные методы образования!
Дунаев под партой замер, насторожившись и стараясь не подавать никаких признаков жизни: судя по всему, разговор предстоял более чем интересный.
- Статью я напишу, но… - устало возразила Марина Викторовна, казалось, она забыла про Димку. - Валентина Кирилловна, я уже давно бросила писать.
- Глупости, девочка. Настоящий писатель пишет всю жизнь… просто у него бывают застои разной протяженности, - отмахнулась училка. Вот что в ней всегда бесило Дунаева, так это манера отмахиваться и считать, что она всегда все знает лучше всех… но в этот раз Димка был с ней согласен.
- Да, Марина Викторовна просто потрясающе пишет, - заявил Дунаев, вылезая из-под парты.
Обе женщины дружно вздрогнули, покосившись на парня.
- Дунаев? – удивилась Валентина Кирилловна, внимательно разглядывая ученика. – Хм… ну раз уж ты такой поклонник творчества Марины, то ты-то ей и поможешь! Даже закрою твою двойку за сочинение. Материалов жду через две недели, - без всякого перехода училка испарилась, оставив нечаянных партнеров размышлять над проектом.
Димка всегда подозревал, что литераторша совсем не в себе… но в этот раз он был готов просто на руках ее носить. Ничего лучше он и представить не мог! Парень довольно улыбнулся, но, повернувшись к Марине Викторовне, обнаружил, что выражение ее лица ничего приятного не обещало.
- Ладно, Дунаев… - произнесла она. – Просто сделай одолжение, не мешайся. Я все сделаю сама.
- Ну чему только учат в нынешних школах?! Вы меня обижаете, Марина Викторовна. Меня просили вам помочь, и я обязательно это сделаю! Нельзя подрывать оказанное доверие, да и на вас всю работу сваливать нечестно. И к тому же мне нужна хорошая оценка по литературе, - вывалил целую лавину возмущенных слов Димка. Впрочем, возмущение было вызвано не столько тем, что ему предлагали отмазаться от общественной нагрузки, сколько угрозой срыва нежданного, но, несомненно, удачного стечения обстоятельств. – И… извините меня, пожалуйста, - вдруг едва слышным шепотом добавил он.
Марина Викторовна удивленно посмотрела на него, по-видимому, ожидая продолжения.
- Ну, за то, что я ваш стих на уроке прочел … - отчаянно краснея, он опустил голову, и теперь девушка могла видеть только челку. – Не нужно этого было делать, но я, правда, больше ничего не мог вспомнить, - его голос звучал сдавлено. Впрочем, скорее он звучал так из-за сдерживаемого смеха – конечно, Димка ни в чем не раскаивался!
- Хорошо-хорошо, забыли, - благодушно кивнула Марина Викторовна.
Дунаев улыбнулся и перестал ломать комедию – чему только не научишься у Верки! За это ей можно было бы и букет цветов подарить! Впрочем, лучше не надо. Иначе она решит - он понял, что зря бросил ее пару недель назад, и захотел вернуться. Такого намеренья у Димки точно не было.
- Так с чего начнем? – бодро спросил Дунаев, хватая стул и усаживаясь рядом с Мариной Викторовной.
Димка не успел оглянуться, как эта суета настолько сильно захватила его, что даже времени зависнуть с друзьями не находилось. Друзья покачивали головами, бурча на вредных учителей, нагружающих бесполезными и муторными общественными заданиями. Димку же, казалось, это не особо тяготило. После уроков он шел к Марине Викторовне, и они часами просиживали, споря и обсуждая отобранный материал. Порою эти споры – с подачи Дунаева, конечно же, - разгорались прямо на уроке, пока весь класс, абсолютно ничего не понимая, стоял на ушах.
Хотя Димка, похоже, и не замечал этого, но Марина Викторовна то и дело задавалась вопросом, кто кому на самом деле помогает. Она все еще отказывалась писать что-то иное, кроме научно-публицистической статьи, а потому художественную часть задания тащил на себе Дунаев. Получалось это у него весьма посредственно, после чего Марина Викторовна долго исправляла его ошибки, усаживала радом с собой работать над сюжетом, заставляла самого вдумываться в смысл написанного…
Как ни странно, при такой занятости оценки у Димки пошли в гору. Хотя ничего удивительного: учитель, он учитель и есть – Марина Викторовна каждый вечер стояла у него над душой, пока он делал домашнее задание. И, надо сказать, даже помогала. Дунаев, само собой разумеется, нисколько не был против.
Когда они засиживались допоздна, Димка провожал Марину Викторовну. Правда, не до дома, нет, всего лишь до парка, от которого, по ее уверениям, до дома было всего пять минут ходу. Весна в этом году выдалась бурная, и после дождя казалось, что парковые дорожки выстланы желтыми кирпичами, а по обочинам росли буйные заросли ромашек.
- У нас готова статья, есть рассказ, - Дунаев перебирал аккуратные распечатанные листы, жалея, что время, отведенное на это задание, заканчивалось. – Но стиха нет… - он кинул косой взгляд на Марину Викторовну.
- Есть, - она порылась в сумочке и извлекла блокнот, на мгновение поколебавшись, немного смущенно протянула его Дунаеву. – Вот.

«Сердце считает удары,
Шепчет тревожно в ночи,
Сны обращает в кошмары.
Душат они – не кричи!

Бьется как ветер тревога,
Сердце сжимает в тиски…
Это… любовь у порога
Точит стальные клинки.

Блеск тех кинжалов пугает,
Рвет душу на лоскуты,
С сердца броня облетает
Осенью будто листы»,
- прочитал он строчки, выведенные на удивление неровным почерком.
- Это… это потрясающе, - сказал он.
- Правда? – встав рядом, Марина Викторовна наклонилась над листком и пробежала пальцами по строчкам. – А мне кажется, что вот тут ритм...
Слушать про сбои ритма Дунаеву было, мягко говоря, не интересно. Гораздо больше его интересовало то, что тревожась за свое творение, Маришка забыла об осторожности, оказавшись непозволительно близко.
Чем Димка тут же и воспользовался.
Признаться, он не рассчитывал на то, что она ответит. Однако и пощечины, чего уж ожидал, тоже не получил. Немного замешкавшись, Марина Викторовна отстранилась, сделав несколько шагов назад.
- Д… Дунаев… Ты что?! – Димка не мог разобрать ее интонаций, не то что бы возмущенные или смущенные… странные какие-то.
- А вы не понимаете? Вроде взрослая уже девушка, - он сделал несколько шагов к ней на встречу.
- Да! И я твой учитель, - Марина Викторовна отступала, глядя на него большими испуганными глазами.
- Практикантка, - отмахнулся Димка, приближаясь. Почему-то ему казалось, что голос у Маришки сдавленный, вот-вот расплачется.
- Меня приняли на полную ставку, - отрезала она. – Я учитель, ты ученик. Нельзя! – резко развернувшись, Марина Викторовна выскочила из класса.
Через четыре дня все материалы, под которыми красовалась двойная подпись «М.В. Оврацкая и Д.Дунаев», появились в районной газете. Милое такое соседство, и в любое другое время второму из авторов очень бы понравилось. Валентина Кирилловна, одобрительно хмыкнув, поставила-таки тройку за четверть, да и прочие учителя заметно подобрели. Вот только Марины Викторовны больше не было. С того самого дня, как Димка ее поцеловал.
Сначала Дунаев просто не находил себе места, пытался разузнать телефон, караулил у университета, наматывал круги в парке и обыскивал близлежащие дворы, ожидая, что она появится. Но она не приходила. Нет, Димка не собирался перед ней извиняться или просить прощения, совсем нет. Он ждал и искал ее, потому что было мало, мало того коротенького младшешкольного поцелуя.
Но Марина снова бесследно исчезла.
Как-то незаметно подкрался последний звонок с белыми бантами, букетами и ярким праздничным солнцем на чуть влажном асфальте. Одиннадцатый класс в последний раз прошел по родным коридорам и кабинетам. Проходя мимо кабинета информатики, Димка снова вспомнил, как сидели они с друзьями и, посмеиваясь, читали чужие блоги, особенно тот с ромашковым полем. Незаметно отстав, Дунаев вошел в пустой кабинет, задумчиво гладя корпуса компьютеров, и плюхнулся на стул перед своим. Щелкнув кнопкой и слушая напряженный гул разгоняющейся машины, Димка думал и вспоминал – от блога с наивными стихами до мягких губ.
Привычно словив мышку и автоматом, как делал все это время, кликнув на избранное, Дунаев смотрел за окно. Какой-то отвратительно радостный день сегодня. Ему было бы куда легче, если бы нависали низкие серые облака и накрапывал дождь. По крайней мере, не было бы этого диссонанса настроения и погоды.
Диссонанс… Хех, какие умные слова он теперь знает.
Поэтическое восприятие…
Взгляд переместился на монитор, и Димка замер, обдаваемый холодящим покалыванием. В праздничной рубрике «Учителя поздравляют» красовалась фотография М.В. Оврацкой, нового учителя истории, и какие-то поздравительные глупости. Сжимая мышку непослушными похолодевшими пальцами, Дунаев открыл страничку с желтой дорожкой.
Статья, рассказ… - все то, что они написали вместе, единственное, что было у них на двоих. И стих. Димка собирался его пролистать, но вдруг промотал обратно – стихотворение, вывешенное здесь, было на строфу длиннее того, что публиковалось в газете.
«Прочь все сомненья, «не надо»!
Это безумье – испить,
Кубок с приправой из яда
Вместе с тобой разделить.»
Что-то встрепенулось прямо в сердце. Почти не понимая слов, Дунаев читал поздравление с выпуском, пока ищущий взгляд не уцепился за одну из строк.
«Теперь вы уже не мои ученики».
Димка откинулся на стуле и рассмеялся – настроение повернулось на сто восемьдесят градусов и как нельзя лучше отвечало погоде за окном. Дунаев выключил компьютер и вышел на улицу. Перед школой царил гомон, одиннадцатиклассники возбужденно переговаривались, учителя произносили торжественные речи, играла музыка. Вот она свобода – они больше не школьники.
- Димон, ты куда? – крикнул ему вслед Пашка, но Димка не слышал – он побежал по освещенной солнцем, будто желтой, дороге покупать букет белых ромашек.